Имя ветра - Страница 143

К оглавлению

143

Квоут умолк, глядя на свои сложенные руки. Он молчал так долго, что Баст начал ерзать, беспокойно оглядываясь.

— Думаю, нет смысла мучиться, — наконец сказал Квоут, поднимая голову и делая знак Хронисту. — Если я немного подпорчу историю, мир не заметит.

Хронист еще не успел обмакнуть перо, когда Квоут заговорил:

— Ее глаза были темными. Темными, как шоколад, как кофе, как полированное дерево лютни моего отца. Они сияли на прекрасном лице — овальном, словно слеза.

Квоут внезапно остановился, словно у него кончились слова. Тишина была столь глубокой и внезапной, что Хронист на миг оторвал взгляд от страницы, чего раньше не делал. Но тут из Квоута хлынул новый поток слов.

— Ее беспечная улыбка могла остановить мужское сердце. Ее губы алели — не тот кричащий нарисованный цвет, который, по мнению многих женщин, делает их желанными. Нет, ее губы всегда были алыми, днем и ночью. Как будто за минуту до того, как вы ее увидели, она ела сладкие ягоды или пила кровь из сердца. Она всегда была в центре любой комнаты, где бы на самом деле ни стояла. — Квоут наморщил лоб. — Нет, она не выставляла себя напоказ. Мы смотрим на огонь, потому что он танцует, потому что он дает свет. Свет — вот что притягивает наш взгляд, но тянуться к огню человека заставляет тепло, которое чувствуешь, когда подходишь ближе. То же самое с Денной.

Пока Квоут говорил, его лицо менялось, искажалось, как будто каждое слово ранило его все глубже и мучило все больше. И хотя слова были простыми и ясными, они становились такими же, как лицо, — словно говорящий проходился по каждому из них жестким напильником, прежде чем они слетали с губ.

— Она… — Голова Квоута склонилась совсем низко. Казалось, он разговаривает с собственными руками, сложенными на коленях. — Что я делаю? — сказал он тусклым голосом, словно его рот был полон серого пепла. — Что хорошего может из этого получиться? Как я могу передать вам хоть какое-то впечатление о ней, если я сам никогда и ни в чем ее не понимал?

Хронист записал большую часть сказанного, прежде чем понял, что Квоут, вероятно, не собирался говорить это для записи. Он застыл на миг, потом закончил предложение. Затем выждал долгую минуту и украдкой бросил взгляд на Квоута.

И встретился с ним глазами — теми же темными глазами, которые видел раньше: как у гневного божества. Писец целую секунду старался побороть себя, чтобы не выскочить в страхе из-за стола. Повисло ледяное молчание.

Квоут встал и показал на лист бумаги.

— Вычеркни это, — проскрежетал он.

Хронист побелел, словно его пырнули кинжалом.

Но не двинулся, и тогда Квоут наклонился и спокойно выдернул наполовину исписанный лист из-под его пера.

— Если зачеркивание тебе так отвратительно…

Квоут оторвал половину листа, медленно и аккуратно. При звуке рвущейся бумаги последняя кровь отлила от лица Хрониста.

Дьявольски неторопливо Квоут взял чистую половинку листа и аккуратно положил ее перед пораженным писцом. Длинный палец ткнул во вторую, оторванную половину, все еще влажную от чернил.

— Перепиши досюда, — сказал Квоут голосом холодным и неподвижным, как железо. То же самое железо, твердое и темное, стыло в его глазах.

Как только Хронист закончил, Квоут начал говорить сухо и четко, словно кроша кусочки льда:

— В каком смысле она была прекрасна? Я понимаю это, но сказать внятно не могу. Вот так. И поскольку я не могу внятно сказать, то постараюсь хотя бы не говорить слишком много.

Скажу, что у нее были темные волосы. Так. Длинные и прямые. Она была темноглаза и прекрасно сложена. Так. Лицо овальное, подбородок сильный и тонко очерченный.

Квоут перевел дух и продолжил:

— Наконец, повторю, что она была прекрасна. Это все, что можно сказать, — она была прекрасна до мозга костей, несмотря на все изъяны и недостатки. По крайней мере, она была прекрасна для Квоута. По крайней мере? Для Квоута она была прекраснейшей из женщин.

На мгновение Квоут напрягся, словно собирался вскочить и вырвать у Хрониста и этот лист. Потом он обмяк, как парус, покинутый ветром.

— Но следует признать, что для других она тоже была прекрасна…

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ВОСЬМАЯ
ИМЕНА ДЛЯ НАЧАЛА

Было бы так красиво сказать, что наши глаза встретились и я шагнул к ней. Сказать, что я улыбнулся и заговорил о высоких материях изящными рифмованными строками, как прекрасный принц из какой-нибудь волшебной сказки.

К сожалению, жизнь редко следует сценарию. По правде сказать, я просто стоял и смотрел. На Денну, девушку, которую я встретил в караване Роунта — так давно.

Если вдуматься, прошло всего полгода. Не так уж много, если вы слушаете историю, но прожитые полгода — это очень долгое время, особенно когда ты молод. А мы оба были очень молоды.

Я увидел Денну, когда она шагнула на последнюю ступеньку, поднимаясь на третий этаж «Эолиана». Ее глаза были опущены, лицо задумчиво, почти печально. Она повернулась и пошла в мою сторону, не отрывая взгляда от пола, не видя меня.

Эти месяцы изменили ее. Если раньше она была прелестна, то теперь приобрела очарование. Возможно, разница заключалась только в наряде: вместо дорожной одежды, в которой я ее впервые увидел, она надела длинное платье. Но это без сомнения была Денна. Я даже узнал кольцо на ее пальце — серебряная розетка с бледно-голубым камнем.

С тех пор как пути наши разошлись, я продолжал хранить дурацкие влюбленные воспоминания о Денне в потайном уголке сердца. Я подумывал о путешествии в Анилен, о случайной встрече на дороге или что она приедет сама и найдет меня в Университете. Но глубоко внутри я понимал: эти мечты — не более чем ребяческие грезы. Я знал правду: я больше никогда ее не увижу.

143