— Не сможешь? — спросила она. — Ну надо же, какая жалость. А как сможешь?
Не раздумывая, я полез за воротник и отстегнул талантовые дудочки.
— Только так, — сказал я, протягивая их Денне.
— Я… — запнулась она, совершенно ошеломленная. — Ты же не всерьез…
— Без тебя я бы их не получил, — сказал я. — А у меня больше нет ничего ценного, если, конечно, ты не захочешь мою лютню.
Темные глаза Денны изучали мое лицо, словно она не могла решить, шучу я или нет.
— Не думаю, что можно вот так раздавать свои дудочки…
— Можно, — сказал я. — Станчион упомянул, что, если я их потеряю или кому-нибудь отдам, мне придется заработать новые. — Я взял ее руку, разжал пальцы и вложил ей в ладонь серебряные дудочки. — Мне разрешено делать с ними что угодно, а мне угодно отдать их тебе.
Денна посмотрела на дудочки в своей руке, затем подняла взгляд на меня с неприкрытым интересом, словно до этого вообще меня не замечала. На мгновение я остро осознал, как выгляжу: даже моя лучшая одежда недалеко отстояла от нищенской.
Она снова посмотрела вниз и медленно сомкнула пальцы вокруг дудочек. Затем взглянула на меня с непонятным выражением на лице.
— Ты, наверное, чудесный человек, — сказала она.
Я набрал воздуха, но Денна меня опередила.
— Однако, — продолжала она, — это слишком большая благодарность. Любая моя помощь не стоила бы столько. Я окажусь у тебя в долгу. — Она поймала мою руку и вложила в нее дудочки. — Лучше пусть ты будешь обязан мне. — И внезапно усмехнулась. — Так что ты все еще должен мне услугу.
Зал заметно утих. Я огляделся, смущенный тем, что забыл, где нахожусь. Денна приложила палец к губам и указала через перила на сцену. Мы подошли ближе к краю и посмотрели вниз — там белобородый старик открывал футляр странной формы. Я изумленно втянул воздух, разглядев, что у него в руках.
— Что это за штука? — спросила Денна.
— Это старинная придворная лютня, — сказал я, не в силах скрыть удивление. — Я никогда раньше их не видел.
— Это лютня? — неслышно произнесли губы Денны. — Я насчитала двадцать четыре струны. Ведь это больше, чем на арфе. Как же на ней играть?
— Их делали много лет назад, еще до изобретения металлических струн идо того, как научились закреплять длинный гриф. Невероятно. В этой лебединой шейке больше тонкой инженерной работы, чем в громадном соборе. — Я смотрел, как старик убирает бороду и устраивается на сиденье. — Надеюсь, он настроил ее, прежде чем выйти на сцену, — тихонько добавил я. — Иначе мы прождем не меньше часа, пока он будет крутить колки. Мой отец говорил, что прежние менестрели по два дня натягивали струны и по два часа настраивали, чтобы извлечь из придворной лютни музыки на две минуты.
У старика приведение струн в согласие заняло всего пять минут. Потом он начал играть.
Стыдно признаться, но я не помню ровным счетом ничего из песни. Хотя я никогда раньше не видел придворной лютни, не то что слышал, мой разум был весь переполнен мыслями о Денне, чтобы впустить в себя что-либо еще. Мы облокотились вдвоем на перила, и я украдкой поглядывал на девушку.
Денна не назвала меня по имени и не упомянула о том, что мы встречались раньше, в караване Роунта. Значит, она меня не помнит. Не слишком Удивительно, думал я, что она забыла оборванного мальчишку, которого видела в дороге всего несколько дней. И все же это немного ранило меня — ведь я-то хранил воспоминания о ней много месяцев. Однако теперь не было способа напомнить ей о нашей встрече, не выставив себя идиотом. Лучше начать все заново и надеяться, что во второй раз она меня не забудет.
Песня закончилась прежде, чем я это понял, и я с энтузиазмом зааплодировал, чтобы извиниться за невнимание.
— Я подумала, ты ошибся, удвоив второй припев, — сказала мне Денна, когда аплодисменты стихли. — Я не сразу поняла, что ты хочешь, чтобы вступила какая-нибудь незнакомка. Я не видела такого нигде, кроме как у походных костров по вечерам.
Я пожал плечами.
— Все говорили мне, что здесь играют самые лучшие музыканты. — Я обвел жестом зал, остановившись на ней. — Я доверял любой певице, знающей партию.
Она изогнула бровь.
— Это было рискованно, — сказала она. — Я ждала, что вступит кто-нибудь еще, и, начиная, немного волновалась.
Я посмотрел на нее с недоумением.
— Почему? У тебя чудесный голос.
Она смущенно улыбнулась:
— До сих пор я слышала эту песню всего два раза и не была уверена, что помню ее всю.
— Два раза?
Денна кивнула.
— И второй раз был около оборота назад. Парочка играла ее на официальном приеме, который я посетила в Аэтнии.
— Ты что, серьезно? — недоверчиво спросил я.
Она качнула головой назад и вперед, словно пойманная на невинной лжи. Ее темные волосы упали ей на лицо, и она рассеянно откинула их.
— Ну ладно, наверное, я еще слышала, как эта пара репетировала перед ужином…
Я покачал головой, с трудом веря.
— Это поразительно. Там ведь ужасно сложная гармония. И запомнить все стихи… — Я секунду повосхищался молча, качая головой. — У тебя невероятные уши.
— Не ты первый, кто мне говорит это, — криво усмехнулась Денна. — Но, кажется, первый, кто при этом глядел на мои уши.
Она многозначительно опустила взгляд.
Я почувствовал, что жутко краснею, и вдруг услышал позади знакомый голос:
— Вот ты где! — Обернувшись, я увидел Совоя, моего высокого красивого друга и соучастника в пари на углубленной симпатии.
— Да, я здесь, — сказал я, удивленный, что он меня ищет. Вдвое больше меня удивили его дурные манеры: он прервал мою задушевную беседу с девушкой.