Имя ветра - Страница 21

Я изучил омерзительную закулисную кухню королевского двора в Модеге с помощью… куртизанки. Мой отец всегда говорил: «Называй щуку щукой, а лопату лопатой. Но шлюху всегда зови леди. Их жизнь нелегка, а вежливость никому еще не вредила».

Гетера едва уловимо пахла корицей и в мои девять лет казалась мне необычайно привлекательной, хоть я еще не догадывался почему. Она учила меня никогда не делать втайне того, о чем я бы не захотел говорить публично, и предостерегала от разговоров во сне.

А затем появился Абенти, мой первый настоящий учитель. Он научил меня большему, чем все остальные, вместе взятые. Если бы не он, я бы никогда не стал тем, кем стал.

Не держите на него зла. Он хотел как лучше.

— Вам придется проехать дальше, — сказал мэр. — Разбейте лагерь за городом, и никто вас не потревожит, если вы не затеете драку или не сбежите с чем-нибудь, вам не принадлежащим, — Он адресовал моему отцу многозначительный взгляд, — А назавтра продолжайте свой веселый путь. Никаких представлений. От них больше беды, чем пользы.

— Но у нас есть лицензия, — возразил мой отец, доставая из внутреннего кармана куртки сложенный лист пергамента, — Мы просто обязаны давать представления.

Мэр отрицательно затряс головой и даже не шевельнулся, чтобы взглянуть на наше уведомление о покровительстве.

— Народ от этого буянит, — заявил он, — В прошлый раз во время пьесы разразился жуткий скандал — перепили да разволновались. Народ сорвал двери таверны и переломал столы. А она, знаете ли, принадлежит городу. И все расходы по ремонту тоже несет город.

К этому времени наши фургоны уже начали привлекать внимание. Трип принялся жонглировать. Марион с женой разыгрывали импровизированное кукольное представление. Я наблюдал из фургона за отцом.

— Мы, разумеется, не хотели бы обидеть вас или вашего покровителя, — сказал мэр. — Тем не менее, город вряд ли может себе позволить еще один такой вечерок. Как жест доброй воли я готов предложить каждому по медяку: скажем, двадцать пенни — чтобы вы просто продолжили путь и не доставляли нам здесь беспокойства.

Здесь следует заметить, что двадцать пенни могли показаться приличной суммой для какой-нибудь маленькой нищенской группы, едва сводящей концы с концами. Но для нас это было попросту оскорбительно. Ему следовало бы предложить нам сорок за одно только вечернее выступление, не говоря уже о предоставлении питейного зала в наше полное распоряжение, хорошем ужине и ночевке в трактире. Последнее мы бы с благодарностью отвергли, поскольку в их постелях наверняка было полно вшей, а в наших фургонах — нет.

Хотя мой отец был удивлен и оскорблен, но не подал и виду.

— Собирайтесь! — крикнул он через плечо.

Трип рассовал свои шары по многочисленным карманам, даже не рисуясь перед публикой. Несколько десятков горожан заголосили разочарованным хором, когда куклы остановились на середине трюка и попрятались в ящики. Мэр с видимым облегчением вытащил кошелек и извлек оттуда два серебряных пенни.

— Я непременно расскажу барону о вашей щедрости, — сказал отец ровно в тот момент, когда мэр вложил деньги в его руку.

Мэр замер:

— Барону?

— Барону Грейфеллоу. — Отец сделал паузу, ища искру узнавания на лице мэра. — Лорд восточных болот, Худумбрана-у-Тирена и Вайдеконтских холмов. — Он обозрел горизонт. — Ведь мы еще не выехали из Вайдеконтских холмов, правда?

— Ну да, — нехотя отозвался мэр. — Но сквайр Семелан…

— О, так мы во владениях Семелана! — воскликнул мой отец, оглядываясь, словно только что понял, где он. — Стройненький такой джентльмен, аккуратненькая маленькая бородка? — Он изобразил бородку рукой у себя на лице.

Мэр ошеломленно кивнул.

— Очаровательный человек, прекрасный голос. Встречался с ним, когда мы развлекали барона в прошлое Средьзимье.

— Да, это он. — Мэр сделал многозначительную паузу. — Могу я посмотреть вашу грамоту?

Я смотрел, как мэр ее читает. Чтение заняло у него некоторое время, потому что мой отец не удосужился упомянуть большинство титулов барона, таких как виконт Монтрон и лорд Треллистон. А получалось вот что: сквайр Семелан действительно владел этим городком и окрестными землями, но сам был вассалом Грейфеллоу. Проще говоря, Грейфеллоу командовал кораблем, а Семелан драил палубу и отдавал честь.

Мэр снова свернул пергамент и отдал моему отцу.

— Понимаю.

И все. Меня, помнится, поразило, что мэр не извинился и не предложил отцу больше денег.

Отец тоже сделал паузу и затем продолжил:

— Город в вашем ведении. Но мы будем выступать в любом случае. Это будет либо здесь, либо за пределами города.

— Вы не будете выступать в зале трактира, — твердо сказал мэр. — Я не хочу, чтоб его снова разнесли.

— Мы можем выступать прямо здесь. — Отец указал на рыночную площадь. — Здесь достаточно места, и людям не придется выходить из города.

Мэр заколебался, а я с трудом верил своим ушам. Мы иногда решали выступать на лугу, потому что местные постройки не могли вместить всех. Два наших фургона были сконструированы так, чтобы превращаться в сцены, — как раз для таких случаев. Но за все мои одиннадцать лет я по пальцам мог сосчитать случаи, когда нас заставляли давать представление на лугу. Мы никогда не выступали за городскими пределами.

Но от этого судьба нас избавила. Мэр наконец кивнул и поманил моего отца к себе. Я выскользнул из задка фургона и подобрался поближе, успев уловить последние слова: «…здесь народ богобоязненный. Ничего непристойного или еретического. У нас были полные пригоршни проблем с последней труппой, которая здесь выступала: две драки, бельишко у народа попропадало, а одна из дочерей Брэнстона оказалась в положении».