Здесь, на камне, вдалеке от огня, да еще под порывами ветра, было холодно. Я расстелил на камне одеяло, и Денна, закутанная во второе одеяло, уселась на него. Холод вроде бы немного ее взбодрил: она поежилась и досадливо огляделась.
— Проклятый цыпленочек. Иди, лопай свой ужин. Мне холодно.
— Я надеялся, что к этому времени ты уже будешь лежать в теплой постели в Требоне, — признался я. — Основная часть моего великолепного плана провалилась.
— Ты всегда знаешь, где ты делаешь, — невразумительно сообщила Денна. — Ты такой важный и нужный с этими твоими зелеными глазами, которые смотрят на меня, как будто я что-то значу. Это ничего, что у тебя есть занятия получше. Достаточно того, что иногда ты есть и у меня. Хоть изредка. Я знаю, мне уже везет, потому что я все-таки немножко тебя получаю.
Я согласно кивнул, разглядывая склоны в поисках драккуса. Мы посидели еще немного, смотря в темноту. Денна уронила голову, потом снова проснулась и передернулась.
— Я знаю, ты не думаешь обо мне… — Она умолкла.
Бредящих людей лучше смешить, а то они начинают злиться.
— Да я о тебе все время думаю, Денна, — ошарашенно возразил я.
— Не опекай меня, — сварливо буркнула она, потом ее тон снова смягчился. — Ты не думаешь обо мне так. Это прекрасно. Но если тебе тоже холодно, ты мог бы подойти сюда и обнять меня. Немножко.
Мое сердце чуть не выскочило из груди. Я придвинулся ближе и сел за спиной Денны, обхватив ее руками.
— Вот так хорошо, — сказала она, расслабляясь. — Мне как будто всю жизнь было холодно.
Мы сидели, глядя на север. Денна привалилась ко мне, ощущать ее в своих объятиях было восхитительно. Я старался дышать как можно тише, чтобы не потревожить ее.
Денна немного поерзала и пробормотала:
— Ты такой мягкий, никогда не подталкиваешь, не давишь… — Она снова умолкла, сильнее навалившись на мою грудь. Потом опять встрепенулась. — Знаешь, ты мог бы давить немного сильнее. Самую чуточку.
Я сидел в темноте, держа в объятиях ее спящее тело. Денна была мягкой, теплой и несказанно драгоценной. Я никогда раньше не обнимал женщину. Через несколько минут моя спина начала болеть от двойного веса: моего собственного и Денны. Нога затекала, Деннины волосы щекотали мне нос. И все же я не двигался, боясь разрушить это мгновение — самое чудесное в моей жизни.
Денна пошевелилась во сне, потом начала заваливаться на бок и резко проснулась.
— Ложись, — сказала она снова ясным голосом. Поборовшись с одеялом, она размотала его так, чтобы оно больше не разделяло нас. — Давай. Ты тоже наверняка замерз. Ты не священник, так что никаких неприятностей тебе за это не светит. Нам будет хорошо. Просто немного тепла на этом холоде.
Я обнял ее, и она накрыла нас обоих одеялом.
Мы лежали на боку. Моя рука оказалась под ее головой, как подушка. Денна уютно свернулась калачиком вдоль моего тела, так легко и естественно, словно была создана для этого.
Теперь я понял, что ошибался: вот самый чудесный миг в моей жизни.
Денна заворочалась.
— Я знаю, ты не имел это в виду, — ясно произнесла она.
— Не имел в виду что? — мягко спросил я. Ее голос стал другим, он больше не был сонным и усталым. «Может, она говорит во сне?» — подумал я.
— Ну, тогда. Ты сказал, что вырубишь меня и заставишь жевать угли. Ты ведь никогда не ударишь меня, правда? Даже ради моего блага?
По моей спине прошел холодок.
— Что ты имеешь в виду?
Последовала долгая пауза, и я уже решил, что Денна заснула, когда она вдруг вновь заговорила:
— Я не все тебе рассказала. Я знаю, что Ясень не погиб на ферме. Когда я шла к пожару, он нашел меня. Он вернулся и сказал, что все мертвы. Он сказал, люди будут меня подозревать, если я окажусь единственной, кто выжил…
Я почувствовал, как во мне поднимается тяжелая темная ярость. Я знал, что Денна скажет дальше, но не перебивал ее. Я не хотел слушать, но понимал, что ей нужно кому-то рассказать.
— Он не стал делать это неожиданно, — продолжала она. — Он убедился, что я сама этого хочу. Я понимала, что если сделаю что-нибудь с собой, это не будет выглядеть убедительно. Он удостоверился, что я действительно хочу, чтобы он это сделал. Он заставил меня просить ударить меня. Просто чтобы быть уверенным… И он был прав. — Она совсем не шевелилась, говоря. — Даже и так они что-то подозревали. Но если бы он этого не сделал, я сейчас могла быть в тюрьме. Меня могли повесить.
Гнев вскипел во мне.
— Денна, — сказал я. — Человек, который мог такое с тобой сделать… он не стоит твоего времени. Ни одной минуты. Дело не в том, что он — всего лишь полбуханки. Он протух насквозь. Ты заслуживаешь лучшего.
— Кто знает, чего я заслуживаю? — сказала она. — Он — не лучшая моя буханка, а единственная. Или он, или голод.
— У тебя есть другие возможности, — сказал я и замялся, припомнив свою беседу с Деочем. — Ты… у тебя…
— У меня есть ты, — мечтательно сказала Денна. Я ощущал в ее голосе теплую сонную улыбку, как у ребенка, которого укладывают в постельку. — Ты будешь моим темноглазым прекрасным принцем и защитишь меня от свиней? Будешь мне петь? Затаскивать на высокие деревья… — Она умолкла, не закончив фразы.
— Буду, — пообещал я и по тому, как потяжелела ее голова на моей руке, понял, что она наконец-то заснула.
Я лежал без сна, чувствуя легкое дыхание Денны на своей руке. Я бы не смог заснуть, даже если бы захотел. Близость Денны наполняла меня кипучей энергией, тихим теплом, мягким звенящим гудом. Я лежал без сна, запоминая каждый момент, драгоценный, как бриллиант.