Имя ветра - Страница 221

221

И тут я понял, что мне делать. Ощущение было такое, будто я вышел на сцену: страх и колебания покинули меня. Все, что мне оставалось, — сыграть свою роль.

Я перепрыгнул на соседнюю крышу, потом дальше и дальше, с одной на другую, пока не оказался на доме рядом с городской площадью, где разлетевшиеся из костра поленья подожгли крышу. Оторвав толстый кусок дранки, горящий с одного конца, я бросился к ратуше.

Я пробежал всего две крыши и вдруг поскользнулся. Слишком поздно я понял, что перепрыгнул на трактир — он был крыт не деревом, а глиняной черепицей, скользкой от дождя. Падая, я изо всех сил старался не выпустить горящую дранку, даже не пытаясь остановить падение. Я соскользнул почти до края и остановился, мое сердце бешено колотилось.

Почти не дыша, я сдернул с ног башмаки, вскочил и понесся дальше, привычно молотя по крышам мозолистыми ступнями. Я бежал, прыгал, снова бежал, соскальзывал и опять прыгал. Наконец я раскачался и ухватился одной рукой за водосточный желоб на плоской каменной крыше ратуши.

Все еще сжимая в руке горящую дранку, я взлетел по лестнице наверх цистерны, шепча беззвучные благодарности тем, кто оставил ее открытой.

Пока я несся по крышам, пламя на дранке угасло, оставив на конце ее тонкую тлеющую полоску. Я осторожно раздул огонь, и скоро он весело запылал. Разломив дранку пополам, я бросил половину на плоскую крышу внизу.

Потом повернулся и оглядел город, отмечая самые большие пожары. Шесть из них были особенно плохи: языки пламени взлетали высоко в небо. Элкса Дал всегда говорил, что все огни — это один огонь, и все огни подвластны симпатисту. Прекрасно, все огни — один огонь. Как и огонь на этом куске дранки. Я пробормотал заклинание и сфокусировал алар, затем торопливо нацарапал ногтем на дереве руны «уле», «доч» и «песин». За это короткое время вся дранка уже задымилась, обжигая мне руку.

Я уцепился ногами за ступеньку лестницы и свесился глубоко в цистерну, погрузив дранку в воду. На секунду мою руку охватил холод, но вода тут же нагрелась. Хотя щепка была уже под водой, я видел, что ее краешек все еще тлеет.

Второй рукой я вытащил нож и загнал его сквозь дранку глубоко в стенку цистерны, пригвоздив свою самодельную сигалдри под водой. Без сомнения, это был самый быстрый и самый халтурный теплоем из всех, когда-либо созданных.

Вернувшись на лестницу, я оглядел благословенно темный город. Огни притухли и во многих местах обратились в тусклые угли. Я не погасил пожары совсем, только притушил их настолько, чтобы дать горожанам с ведрами справиться самим.

Но работа была сделана только наполовину. Я спрыгнул на крышу и подобрал брошенную половину дранки; она все еще горела. Потом соскользнул по водосточной трубе на землю и побежал по темным улицам, через городскую площадь — к тейлинской церкви.

Я остановился под огромным дубом, который рос перед главным входом и пока еще не расстался с пожелтевшим лиственным убором. Опустившись на колени, я открыл сумку и вытащил промасленный кожаный мешок с оставшейся смолой. Потом вылил на него бутылку бренда и поджег от щепки. Он быстро вспыхнул, сочась едким, сладко пахнущим дымом.

Потом я зажал плоский конец дранки в зубах, подпрыгнул, ухватился за нижнюю ветку и начал карабкаться на дерево. Это было легче, чем лезть по стене, и я забрался достаточно высоко, чтобы легко перескочить на широкий каменный карниз под окном второго этажа церкви. Перед тем как прыгнуть, я отломил от дуба прутик и сунул в карман.

Я прополз по карнизу туда, где висело железное колесо. Лезть по нему было быстрее, чем по лестнице; железные спицы под мокрыми руками казались на удивление холодными.

Забравшись на самый верх колеса, я подтянулся оттуда на плоскую макушку самого высокого в городе здания. Пожаров внизу было почти не видно, а вопли в основном перешли в рыдания и тихий гул поспешных переговоров. Я вытащил изо рта дранку и принялся раздувать ее, пока она снова не разгорелась. Потом я сосредоточился, пробормотал другое заклинание и поднес к огню дубовый прутик. Бросив взгляд на город, я увидел, что стало еще темнее.

Прошла секунда.

Внезапно дуб внизу вспыхнул ослепительным пламенем. Все его листья загорелись одновременно, и он пылал ярче тысячи факелов.

В этой вспышке света я увидел, как в двух улицах от меня драккус поднял голову. Он взревел, выдохнул облачко синего пламени и бросился к огню. Слишком резко повернув за угол, он со всего маху врезался в стену лавки и проломил ее, как картон. Перед деревом он притормозил, снова и снова выдыхая огонь. Вспыхнув, листья дуба быстро гасли, превращаясь в тысячи тлеющих звездочек, отчего дерево походило на гигантский потушенный канделябр.

В тусклом красном свете драккус казался всего лишь тенью. Но я все же разглядел, что он обескураженно озирается: яркий огонь погас — противник пропал. Огромный клин головы мотался туда-сюда, туда-сюда. Я выругался сквозь зубы: драккус был слишком далеко.

Вдруг он принюхался, так шумно, что я расслышал это с крыши, возвышавшейся над ним метров на тридцать. Потом, учуяв сладкий запах горящей смолы, драккус щелкнул зубами. Он не выказал прежней осторожности и буквально набросился на смолу, раздирая мешок широченной пастью.

Я вздохнул поглубже и потряс головой, отгоняя навалившуюся слабость. Совершив два довольно значительных симпатических усилия очень быстро, одно за другим, я чувствовал себя изрядно отупевшим.

Но, как говорится, два без трех не бывает. Я разделил свой разум надвое, потом, с некоторым усилием, натрое. Ничто, кроме тройного связывания, здесь бы не помогло.

221