Я сидел у кровати, обдумывая идею написать песню о драккусе, когда услышал робкий стук в дверь — такой слабый, что я едва его заметил.
— Войдите.
Дверь приоткрылась чуть-чуть, потом шире. Девочка лет, наверное, тринадцати нервно оглядела комнату и проскользнула внутрь, тихо закрыв за собой дверь. У нее были волнистые мышасто-русые волосы и бледное личико с яркими пятнами румянца на щеках. В глазах девочки застыла темная пустота, как будто она долго не спала или много плакала — или и то и другое.
— Вы хотели знать, что Маутен раскопал? — Она посмотрела на меня и отвела взгляд.
— Как тебя зовут? — мягко спросил я.
— Вериания Грейфлок, — послушно отозвалась она. Потом испуганно присела в реверансе, не поднимая глаз.
— Прекрасное имя, — сказал я — Вериан — это такой крошечный алый цветок. — Я улыбнулся, пытаясь успокоить ее. — Ты когда-нибудь видела такой?
Девочка покачала головой, все так же глядя в пол.
— Но тебя, наверное, никто не зовет Верианией. Ты Нина?
Она подняла глаза. Слабая улыбка появилась на ее измученном личике.
— Так меня бабушка зовет.
— Давай присядем, Нина. — Я кивнул на кровать, поскольку в комнате не имелось ничего другого, на что можно было бы сесть.
Она села, нервно теребя подол.
— Я видела это. Ту штуку, что они из гробника откопали. — Нина посмотрела на меня, потом снова на свои руки. — Джимми, младшенький Маутена, он показал мне.
Мое сердце забилось быстрее.
— Что же это было?
— Большущий разукрашенный горшок, — тихонько сказала Нина. — Такой вот высоты. — Она подняла руку на метр над полом. Рука ее дрожала. — На нем всякие надписи да картинки были. Весь-весь был разукрашенный. Я таких цветов и не видела никогда. А кой-какие краски блестящие были, словно золото и серебро.
— А что было на картинках? — спросил я, с трудом сохраняя спокойствие.
— Люди, — ответила она. — Больше все люди. Там женщина была, она держала сломанный меч, и мужчина возле засохшего дерева, и еще один, его собака за ногу кусала… — Нина умолкла.
— Там был человек с белыми волосами и черными глазами?
Она кивнула, вытаращившись на меня во все глаза.
— Опиши мне остальных.
Девочка поежилась.
Чандрианы. Это была ваза, изображающая чандриан и их знаки.
— Ты можешь вспомнить еще что-нибудь про эти картинки? — спросил я. — Не спеши, подумай хорошенько.
Она подумала.
— Был еще один без лица — просто капюшон, а внутри ничего. Возле его ног зеркало лежало, а над ним всякие луны. Ну знаете: полная, половинка и серник. — Нина опустила глаза, припоминая. — И была еще женщина… — Она зарделась. — Не вся одетая.
— А еще что-нибудь можешь вспомнить? — спросил я.
Она покачала головой.
— А что за надписи?
Нина опять покачала головой.
— Там все по-иноземному было. Ничего не понять.
— Как думаешь, сможешь нарисовать что-нибудь из тех надписей?
Она снова потрясла головой:
— Я горшок этот всего-то полминутки видела. Мы с Джимми знали, что если евоный папаша поймает нас, то как пить дать прибьет. — Ее глаза внезапно наполнились слезами. — Раз я его видела, демоны теперь и за мной придут?
Я успокаивающе покачал головой, но она все равно расплакалась.
— Я уж так боюсь после того, как у Маутенов все так вышло, — прорыдала Нина. — И все сны снятся. Я же знаю, они и за мной придут.
Я сел рядом с ней на кровать и обнял ее, бормоча успокоительные глупости. Ее рыдания медленно утихали.
— Никто за тобой не придет.
Нина подняла на меня взгляд. Она больше не плакала, но я видел, что в глубине души она все еще боится. Никаких успокаивающих слов не хватило бы, чтобы разубедить ее.
Я встал и подошел к своему плащу.
— Давай-ка я тебе кое-что подарю, — сказал я, шаря в одном из карманов. Я вытащил деталь симпатической лампы, над которой работал в артной, — диск из светлого металла, покрытый с одной стороны сложной сигалдри.
Я вручил Нине диск.
— Я получил этот амулет, когда был в Велоране — далеко, за Штормвальскими горами. Это самый лучший амулет против демонов.
Нина посмотрела на него, потом на меня.
— А вам он разве не нужен?
Я покачал головой.
— У меня есть другие способы защиты.
Она прижала диск к груди, слезы снова заструились по ее щекам.
— О, спасибо, спасибо вам. Я его всегда буду при себе носить. — Костяшки ее пальцев побелели.
Она потеряет его. Не скоро, но через год, два или десять. Такова человеческая натура, и, когда это случится, ей будет еще хуже, чем сейчас.
— В этом нет нужды, — быстро сказал я. — Он работает вот так. — Я взял ее руку, крепко сжимавшую металлический диск, и обхватил ее ладонь своей. — Закрой глаза.
Нина закрыла глаза, и я медленно процитировал первые десять строк из «Вевалора сартане». На самом деле не слишком подходяще, но больше мне в тот момент ничего в голову не пришло. Темийский — очень впечатляющий язык, особенно если у вас хороший драматический баритон, как у меня.
Я закончил, и Нина открыла глаза. Они были полны восхищения и чуда, а не слез.
— Теперь он настроен на тебя, — сказал я. — Не важно, где он находится, он все равно будет тебя защищать и хранить. Ты можешь даже сломать его и расплавить, но чары будут держаться.
Девочка обвила меня руками и поцеловала в щеку. Потом вдруг вскочила, покраснев. Ее глаза сияли, она больше не выглядела бледной и измученной. К тому же она оказалась красавицей, а я и не заметил сперва.
Вскоре Нина ушла, а я немного посидел на кровати, размышляя.